Том 3. Стихотворения - Страница 71

Кто-то вдруг вскричал в восторге:
«Лжет Сатир. Боец – Георгий».
И пошел по миру звон.
Воздух горний, воздух дольний
Фимиамный принял чад,
Слышу гномики бренчат,
Гул идет от колокольни.
В ульях бунт: украден воск.
Я ушел в свою пещеру,
Всяк свою да знает веру,
Из костей сосу я мозг.
А кухонные остатки
Я скопляю, как предмет
Изысканий дальних лет.
Знаю, игры мысли сладки.
Лет две тысячи пройдет,
И опять я оком горца
Поищу Драконоборца: –
Не означен масок счет.

Гобелен

1

Мгла замглила даль долины,
Воздух курится, как дым,
Тают тучи-исполины,
Солнце кажется седым.

Полинялый, умягченный,
Взятый мглою в светлый плен,
Целый мир глядит замгленный,
Как старинный гобелен.

2

Старик высокий,
Он самый главный,
Он одноокий,
То Один славный.

С древнейших пор он
Любил туманы,
Летал, как Ворон,
В иные страны.

Он был на юге
И на закате.
Но лучше вьюги,
Родней быть в хате.

Он был в пустыне
И на востоке.
Навек отныне
Те сны далеки.

С тем людом Ворон
Совсем несроден,
И снова Тор он,
И снова Один.

Все клады Змея
Похитил Север.
И ветер, вея,
Качает клевер.

И кто же в мире
Лукав, как Бальдер, –
Под вскрик валькирий
Восставший Бальдер!

3

Ковры-хоругви. Мир утраченный.
Разлив реки, что будет Сеною.
Челнок, чуть зримо обозначенный,
Бежит, жемчужной взмытый пеною.

Веков столпилась несосчитанность.
Слоны идут гороподобные.
Но в верной есть руке испытанность,
Летят к вам стрелы, звери злобные.

Еще своих Шекспиров ждущие,
Олени бродят круторогие,
Их бег – как вихри, пламень льющие
И я – не в дьяволе, не в боге я.

Я сильный, быстрый, неуклончивый,
И выя тура мною скручена.
Напевы, взвейтесь, пойте звонче вы,
Душа желать – Огнем научена.

Мои прицелы заколдованы,
Мне мамонт даст клыки безмерные,
Моей рукою разрисованы
В горах дома мои пещерные.

4

Свистит проворная синица,
Что море будто не зажгла.
Зажгла. Сожгла. Горит страница.
Сгорела. Мир кругом – зола.

И я, что знал весь пыл размаха,
И я, проникший в тайны стран,
Я, без упрека и без страха,
Я – призрак дней, а мир – туман.

Не надо мне индийских пагод,
Не надо больше пирамид.
Созвездье круглых красных ягод
На остролисте мне горит.

Была весна. Сгорело лето.
И шепчут сны. Прядется тьма.
Но есть еще свирель поэта.
Со мной жива – и смерть сама.

Пламя мира

1

Мы говорим, но мы не знаем,
Что есть воистину любовь.
Но если ты овеян раем,
Свое блаженство славословь.

И если взят ты поцелуем,
Что вот поет в твоей мечте,
Ликуй, – мы все светло ликуем,
Скользя на призрачной черте.

И та черта вдвойне прекрасна,
Затем, что тает, чуть представ.
Весна – пожар, душа – всевластна,
Красивы зори в море трав.

2

Помню я, в моей счастливой детской
Пела птичка, не синичка, канареечка.
Я простой мальчонка был, не светский,
Был зверенком, – у зверенка есть лазеечка.

Я смотрел на луч на половице,
Как в окне он по-иному паутинится,
Как лампадка теплится в божнице,
Как в углу ручной мой еж лежит, щетинится.

Целый мир мне – малая кроватка,
Я зажмурюсь – свет в глазах играет красками,
Пляшут искры, все во мне загадка,
Каждый шорох шепчет тайну, манит сказками.

Там в саду жужжать не перестанут,
Точно струны, шмель тяжелый, пчелы с осами.
В кладезь вечный миги эти канут,
Месяц страсти встанет красный над утесами.

Правят миром страшные Старухи,
И давно уж не звенит мне канареечка.
Но любил я так – как любят духи,
Ах ты, птичка-солнцеличка, златофеечка!

3

Тринадцать лет! Тринадцать лет!
Ужели это много?
Звучит напев, играет свет.
Узнать любовь в тринадцать лет!
Скажите, ради бога.

Тринадцать лет! Тринадцать лет!
Ужели это мало?
Ведь вдвое – жизнь, когда – поэт,
И вдвое – мысль, и вдвое – свет,
И пенье крови – ало.

Товарищ раз пришел хмельной,
И не один, а с нею.
Ее оставил он со мной,
Уйдя, зажег весну весной,
И вот я пламенею.

Но кто ж та странная была,
Кого я обнял сладко?
Она была, как мысль, светла,
Хоть прямо с улицы пришла,
Гулящая солдатка.

Но вот, хоть мной утрачен счет
Всех дрогнувших со мною,
Все ж стих мой верный воспоет
Того, с кем первый пил я мед,
Кто дал припасть мне к зною.

О, страх и сладость – вдруг упасть
С горы крутой, робея!
Восторг – впервые ведать страсть,
И цельным быть, и быть как часть,
Тесней, еще теснее!

Достоин любящий – венца,