Том 3. Стихотворения - Страница 98

Слышит, коль кто позовет.

«Старший, Владыка морей,
Боги, окружные ныне,
Вот моя жалоба к вам.

Люди суть слезы очей,
Люди – песчинки пустыни,
Люди – прибавка к мирам.

Создал их оком моим,
Люди на Солнце возстали,
Что же мне сделать с людьми?»

Нун, он всегда нелюдим,
В пенной воскликнул печали:
«Солнце, совет мой прими!

Сын мой, ты выше Отца,
Жаркий пребудь на престоле,
Людям же око пошли!»

Сделалось! Зной – без конца.
Люди от жара и боли,
Вьются как черви в пыли.

Из городов, деревень,
Люди бежали в пустыни,
Око догонит везде.

Где хоть малейшая тень?
Зной не смягчается ныне
И при Вечерней звезде.

Око, покинувши Ра,
Стало горячей богиней,
Стадо красивой Гатор.

Ждать ли сожженным добра,
Тронутым молнией синей,
Знающим пламенный взор?

Чувствует Ра в полумгле,
Солнцу Гатор – благовестье,
Око вернулось назад.

«Я – Красота на Земле,
Огненный суд для бесчестья,
Я – сожигающий взгляд!»

Солнце увидело месть,
Целый Египет – как жатва,
Люди кругом сожжены.

Жертв обгоревших не счесть.
Мыслит: «да кончится клятва,
Жатва красивой жены!»

Пьянственный сок ячменя
Выжать велел изобильно,
В сок тот прибавить гранат.

К утру горячего дня,
Всюду, где было так пыльно,
Красный забил водопад.

Всюду, – на вид, – на полях
Кровь на четыре сажени,
Новый Египту убор.

С жаждой в зажженных очах,
В жажде живых наслаждений
Пьет и пьянеет Гатор.

Так налилась красота
Этого призрака крови,
Что позабыла людей.

Спит. И светла высота.
В сердце есть дали и нови.
В мире есть свежесть дождей.

Все же ушел от Земли,
И навсегда – в отдаленьи,
Жгущий и греющий Ра.

Повести Солнца внемли.
Солнцу молись в песнопеньи.
Помни, что было вчера.

Строитель

…Но будет час, и светлый Зодчий,

Раскрыв любовь.

Мое чело рукою отчей

Поднимет вновь.

Ю. Балтрушайтис

1

Атлантида потонула,
Тайно спрятала концы.
Только рыбы в час разгула
Заплывут в ее дворцы.

Проплывают изумленно
В залах призрачных палат.
Рыбий шабаш водят сонно
И спешат к себе назад.

Лишь светящееся чудо,
Рыба черный солнцестрел,
От сестер своих оттуда
В вышний ринется предел.

Это странное созданье
Хочет с дна морей донесть
Сокровенное преданье,
Об атлантах спящих весть.

Но как только в зыби внидетс
В чуде – чуда больше нет,
Чуть верховный мир увидит,
Гаснет водный самоцвет.

Выплывает диво-рыба,
В ней мертвеет бирюза,
Тело – странного изгиба,
Тусклы мертвые глаза.

И когда такое чудо
В море выловит рыбак,
Он в руке горенье зуда
Будет знать как вещий знак.

И до смерти будет сказку
Малым детям возвещать,
Чтобы ведали опаску,
Видя красную печать.

Детям – смех, ему – обида.
Так в сто лет бывает раз.
Ибо хочет Атлантида
Быть сокрытою от нас.

2

Я долго строил башню Вавилона.
Воздвиг ее, как бы маяк морской.
Один в ночах, по свиткам небосклона,
Прочел строку за светлою строкой.

Мне Зодиак явил сплетенье смысла,
Что скрыт от спящих, там внизу, людей.
Алмазные внеся в таблицы числа,
Я магом был, звезда меж звезд, Халдей.

Упился тайной, властвуя царями,
Народы на народы посылал.
И были царства мне в ночах кострами,
И выпил я пурпуровый фиал.

Когда же царь один хотел быть выше,
Нем я, кем все держалися цари,
Почаровал с высот я в лунной нише,
И царь надменный умер до зари.

Другой же, не поняв, что перемена
Властей – в уме того, кто звездочет,
Возмнил себя скотом, и ел он сено,
А я смотрел, как Млечный Путь течет.

Но вот, но вот, хоть всех я был сильнее
И тайну тайн качал в моих ночах,
Не полюбила вещего Халдея
Истар земли с вселенною в очах.

И, как горит блестящая денница
Не солнцу, а себе или луне,
Как к белой птице белая льнет птица,
Лишь труп ее был чарой предан мне.

Под месяцем, ущербно-наклоненным
И заострившим в смертный бой рога,
С отчаяньем, с восторгом исступленным,
Я внял, что Вечность бьется в берега.

Но я-то был бездонный и безбрежный,
Лишь Я ночное было мой закон, –
И я ласкал тот труп немой и нежный,
И, взяв свое, я проклял Вавилон.

Я произвел смешение языков,
Людей внизу в зверей я превратил,
И пала башня в слитном гуле кликов,
И падал в вышнем небе дождь светил.

Мой Вавилон, с висячими садами,
Мой Вавилон, в венце блестящих звезд,
Несытый, хоть пресыщенный страстями, –
Ты пал, – река бежит, – но сорван мост.

3

Я красивее проснулся, выйдя снова из могил,