В Небе ты молнии свяжешь,
Если ты властен над тучей,
Ты Громовержец тогда.
Все же ты, снова и снова,
Нам никогда не расскажешь,
Есть ли без боли живого,
В Небе златая звезда.
Пустыня
Ни зверей, ни змей, ни птиц,
Ни манящих глаз растений.
Прах песчаный без границ,
Облачков случайных тени.
И ползучий шелест-шум
Угрожает: – Здесь могила.
То – воронкой встал самум,
То – бесовское сверлило.
Лишь верблюжьи черепа,
Знак томлений каравана,
Говорят, что есть тропа,
Выход к жизни из дурмана.
Степной ветер
Ветер жгучий и сухой
Налетает от Востока.
У него как уголь око
Желтый лик, весь облик злой.
Одевается он мглой,
Убирается песками,
Издевается над нами,
Гасит Солнце, и с Луной
Разговор ведет степной.
Где-то липа шепчет к липе,
Вздрогнет в лад узорный клен.
Здесь простор со всех сторон,
На песчаной пересыпи
Только духу внятный звон: –
Не былинка до былинки,
А песчинка до песчинки,
Здесь растенья не растут,
Лишь пески узор плетут.
Ходит ветер, жжет и сушит,
Мысли в жаркой полутьме,
Ходит ветер, мучит души,
Тайну будит он в уме.
Говорит о невозвратном,
Завлекая за курган,
К песням воли, к людям ратным,
Что раскинули свой стан
В посмеянье вражьих стран.
Желтоликий, хмурит брови,
Закрутил воронкой прах,
Повесть битвы, сказку крови
Ворошит в седых песках.
Льнет к земле как к изголовью,
Зноем носится в степи.
Поделись своею кровью,
Степь нам красной окропи!
Вот в песок, шуршаний сухо,
Нож я, в замысле моем,
Вверх втыкаю лезвием.
Уж уважу злого духа!
Вместе песню мы споем.
Кто-то мчится, шепчет глухо,
Дышет жаром, и глаза
Норовит засыпать прахом,
Укусил огнем и страхом,
Развернулся как гроза,
Разметался, умалился,
С малой горстью праха слился,
Сеет, сеет свой посев,
Очи – свечки, смерчем взвился,
Взвизгнул, острый нож задев.
И умчался, спешный, зыбкий,
Прочь за степи, в печь свою.
Я ж смотрю, со злой улыбкой,
Как течет по лезвию
Кровь, что кровь зажгла мою.
Сердце
– Сердце капризное, что тебе нужно?
С миром зачем бы не жить тебе дружно?
Хочешь, заря заблестит тебе ало?
– Нет, я хочу, чтоб сияла жемчужно.
– Хочешь покоя? – Мне этого мало.
– Хочешь, чтоб ты хоть на миг задремало?
– Нет, чтобы буря раскинулась вьюжно.
– Сердце, твое поведение – злое.
– Знаю, но я уж от века такое.
Там
Батюшка шатер,
Матушка ладья.
Гей, коня скорей,
Будет веселей,
Отдохнет весло.
Хочешь пить, так пей,
В разуме светло.
Знал я весь простор,
Снова с вами я,
Матушка ладья,
Батюшка шатер.
Поретите спор,
Для житья-бытья.
Небом дан шатер,
Влагою – ладья.
С Месяцем ночным
Дней уходит дым.
Снова по степям,
По горам крутым.
Счастье там, вон там.
Твой маяк – твой взор,
Даль – жена твоя.
Уплывай, ладья,
Догорай, шатер.
Батюшка шатер,
Матушка ладья.
Сдвиг
Парус, вздутый знак крыла
Буревестника седого.
Море – вольностей, суша – зла,
Влага – смелых снов основа.
Мачта, вкрепленный упруг,
Лик упрямого стремленья.
Глянь на Север, глянь на Юг,
Взяв стрелу, люби пронзенье.
В глубь идущее весло,
Брызги с весел, всплеск веселый.
Мысли кружатся светло,
Как над лугом вешним пчелы.
Лодка, рыбина морей,
Ходкий дом, без связы дома.
Ветер с Севера, скорей,
То изжито, что знакомо.
Ветер дружный, поспешай,
От усилья вздулись жилы,
Здравствуй, Море, вечный Май,
Мир вам, дальния могилы.
Праздник жизни
Мой праздник Жизни, праздник ласки –
В году, конечно, высокосном.
Я ладаном овеян росным,
Родился я в лазурной сказке.
Я в нескончаемой завязке
Непостижимостей Судьбы.
Я тот, кто шествует без маски,
За мной – свершители борьбы,
Мои взнесенья и паденья,
Мой сложный знак освобожденья, –
В играньи праздничной трубы.
Четверть века
Неужели четверть века
Что-нибудь
Для такого человека,
Пред которым дальний путь!
О, неправда! Это шутка.
Разве я работник? Нет!
Я лишь сердцем, вне рассудка,
Жил – как птица, как поэт,
Я по снегу первопутка
Разбросал, смеясь, свой след.
Я порою тоже строю
Скрепы нежного гнезда.
Но всегда лечу мечтою
В неизвестное Туда.
Все же, милых покидая,
Милых в сердце я храню,
Сердцем им не изменяю.
Память – горница златая,
Верь крылатым – и огню!
На старых канатах
На старых канатах, изведавших бурю и брызги соленой волны,
Сижу я, гляжу я, а Солнце нисходит на скатах своей вышины,
Одетое в пурпур, в светлейший, чем Тирский, добытый царям, багрянец,