Ночь осенняя темна, уж так темна,
Закатилась круторогая Луна.
Не видать ее, Владычицы ночей,
Ночь темна, хоть много звездных есть лучей.
Вон, раскинулись узором круговым,
Звезды, звезды, многозвездный белый дым.
Упадают. В ночь осеннюю с Небес
Не один светильник радостный исчез.
Упадают. Почему, зачем, куда?
Вот, была звезда. И где она, звезда?
Воссияла лебединой красотой,
И упала, перестала быть звездой.
А Дорога-Путь, Дорога душ горит.
Говорит душе. А что же говорит?
Или только вот, что есть Дорога птиц?
Мне уж мало убеганий без границ.
Мне уж мало взять костры, разбить обоз,
Мне уж скучно от росы повторных слез.
Мне уж хочется двух звездных близких глаз,
И покоя в лебедино-тихий час.
Где ж найду их? Где, желанная, она?
Ночь безлунная темна, уж как темна.
Где же? Где же? Я хочу. Схвачу. Возьму.
Светят звезды, не просветят в мире тьму.
Упадают. За чредою череда.
Вот, была звезда. А где она, звезда?
– Где же ты? Тебя мы ищем.
Завтра к новому летим.
– Быть без отдыха – быть нищим.
Что мне новый дым и дым!
– Гей, ты шутишь? Или – или –
Оковаться захотел?
– Лебедь белый хочет лилий,
Коршун хочет мертвых тел
– А не ты ли красовался
В нашей стае лучше всех?
– В утре – день был, мрак качался
Не смеюсь, коль замер смех.
– Ген, зачахнешь здесь в затоне.
Белый Лебедь, улетим!
– Лучше в собственном быть стоне,
Чем грозой идти к другим. –
– Гей, за степи! Бросим, кинем!
Белый Лебедь изменил.
Скрылись стаи в утре синем
В Небе синем – звон кадил.
– Полоняночка, не плачь
Светоглазочка, засмейся.
Ну, засмейся, змейкой вейся.
Все, что хочешь, обозначь.
Полоняночка, скажи
Хочешь серьги ты? Запястья?
Все, что хочешь Только б счастья.
Поле счастья – без межи.
О, светлянка, поцелуй!
Дай мне сказку поцелуя!
Лебедь хочет жить ликуя,
Белый с белой в брызгах струй.
Поплывем, – не утоплю.
Возлетим, – коснусь крылами
Выше. К Солнцу! Солнце с нами!
– Лебедь… Белый… Мой… Люблю…
Опрокинулись реки, озера, затоны хрустальные,
В просветленность Небес, где несчетности Млечных путей.
Светят в ночи веселые, в мертвые ночи, в печальные,
Разновольность людей обращают в слиянность ночей.
И горят, и горят Были вихрями, стали кадилами
Стали бездной свечей в кругозданности храмов ночных.
Морем белых цветов Стали стаями птиц, белокрылыми.
И, срываясь, поют, что внизу загорятся как стих.
Упадают с высот, словно мед, предугаданный пчелами.
Из невидимых сот за звездой упадает звезда.
В души к малым взойдут Запоют, да пребудут веселыми.
И горят как цветы. И горит Золотая Орда.
1908 Ночи Зимние.
Долина Берез.
Славянский Просиней, в сосульках весь, Январь,
Как будто Новый Год, как будто смотрит в старь,
Поставлен Декабрем, и словно в правду царь.
Морозит, и казнит, и носит горностаи,
Пощады от него в лесу не ожидай,
А все же знает сам, что будет Март и Май.
Хотя у Января и долог белый зуб,
Хоть золотом лучей по-старчески он скуп,
Труби в метель-трубу, – что толку в ревах труб?
Едва Январь вошел в хрустальный свой дворец, –
Раскрыла чуточку Весна цветной ларец,
И стали дни расти и петь Зиме конец.
Поют они, поют, и луч на них блеснет,
Поют они, что вот снежинкам спутан счет,
Что льды-то хороши, а тает все ж и лед.
И слушает Январь, бледнеет, побелел,
Синеет, весь застыл, увидел свой предел,
Так, Просинец, синей, конец тебе приспел.
Февраль – Сечень, Февраль – печаль,
Короткий день, а дня нам жаль,
Короткий день, и длится ночь.
Тут как менять? Тут как помочь?
Февраль, он крут, Февраль, он лют,
Ему лишь ветры стих поют.
Сечет он снегом лица нам,
Сечет он зиму пополам.
Февраль – предатель. Бойся тот,
Кому Февраль теплом дохнет.
Он греет час, в обманах дней,
Чтоб ночью было холодней.
Март капризный, Март безумный, Итальянцы говорят,
Месяц тот, что пред Апрелем – так его, боясь, крестят.
Стонут мартовские кошки, в нашем сердце и на крыше,
И сказать нам невозможно, где свирепее, где тише.
Март у матери взял шубу – продал мех на третий день,
Март неверный, Март смеется, Март рыдает, свет и тень.
Март ворчит как старый старец, Март лепечет как ребенок,
Март приходит львом могучим, а уходит как ягненок.